16 апреля 1905
Веселье в ночном кабаке.
Над городом синяя дымка.
Под красной зарей вдалеке
Гуляет в полях Невидимка.
Танцует над топью болот,
Кольцом окружающих домы,
Протяжно зовет и поет
На голос, на голос знакомый.
Вам сладко вздыхать о любви,
Слепые, продажные твари?
Кто небо запачкал в крови?
Кто вывесил красный фонарик?
И воет, как брошенный пес,
Мяучит, как сладкая кошка,
Пучки вечереющих роз
Швыряет блудницам в окошко…
И ломится в черный притон
Ватага веселых и пьяных,
И каждый во мглу увлечен
Толпой проституток румяных…
В тени гробовой фонари,
Смолкает над городом грохот…
На красной полоске зари
Беззвучный качается хохот…
Вечерняя надпись пьяна
Над дверью, отворенной в лавку…
Вмешалась в безумную давку
С расплеснутой чашей вина
На Звере Багряном — Жена.
16 апреля 1905
На весенней проталинке
За вечерней молитвою — маленький
Попик болотный виднеется.
Ветхая ряска над кочкой
Чернеется
Чуть заметною точкой.
И в безбурности зорь красноватых
Не видать чертенят бесноватых,
Но вечерняя прелесть
Увила вкруг него свои тонкие руки.
Предзакатные звуки,
Легкий шелест.
Тихонько он молится,
Улыбается, клонится,
Приподняв свою шляпу.
И лягушке хромой, ковыляющей,
Травой исцеляющей
Перевяжет болящую лапу.
Перекрестит и пустит гулять:
«Вот, ступай в родимую гать.
Душа моя рада
Всякому гаду
И всякому зверю
И о всякой вере».
И тихонько молится,
Приподняв свою шляпу,
За стебель, что клонится,
За больную звериную лапу,
И за римского папу.
Не бойся пучины тряской —
Спасет тебя черная ряска.
17 апреля 1905
На весеннем пути в теремок
Перелетный вспорхнул ветерок,
Прозвенел золотой голосок.
Постояла она у крыльца,
Поискала дверного кольца,
И поднять на посмела лица.
И ушла в синеватую даль,
Где дымилась весенняя таль,
Где кружилась над лесом печаль
Там — в березовом дальнем кругу —
Старикашка сгибал из березы дугу
И приметил ее на лугу.
Закричал и запрыгал на пне:
«Ты, красавица, верно, ко мне'
Стосковалась в своей тишине!»
За корявые пальцы взялась,
С бородою зеленой сплелась
И с туманом лесным поднялась
Так тоскуют они об одном,
Так летают они вечерком,
Так венчалась весна с колдуном.
24 апреля 1905
Вот на тучах пожелтелых
Отблеск матовой свечи.
Пробежали в космах белых
Черной ночи трубачи.
Пронеслась, бесшумно рея,
Птицы траурной фата.
В глуби меркнущей аллеи
Зароилась чернота.
Разметались в тучах пятна,
Заломились руки Дня.
Бездыханный, необъятный
Истлевает без огня.
Кто там встанет с мертвым глазом
И серебряным мечом?
Невидимкам черномазым
Кто там будет трубачом?
28 мая 1905
Вот поднялась. В железных лапах
Визжит кровавой смерти весть.
В горах, в долинах, на этапах
Щетиной заметалась месть.
Не в силах мстительная гордость
Противостать тому кольцу,
Чьи равнодушие и твердость
Встречают смерть лицом к лицу.
И вот в парах и тучах тучных,
Гремя вблизи, свистя вдали,
Она краями крыльев звучных
Пускает ко дну корабли.
Но в воплях исполинской бури,
В мечте бойца, в его крови,
Одушевительница фурий —
Она вздыхает о Любви.
28 мая 1905
Королевна жила на высокой горе,
И над башней дымились прозрачные сны облаков.
Темный рыцарь в тяжелой кольчуге
шептал о любви на заре,
В те часы, когда Рейн выступал из своих берегов
Над зелеными рвами текла, розовея, весна.
Непомерность ждала в синевах отдаленной черты.
И влюбленность звала — не дала отойти от окна,
Не смотреть в роковые черты,
оторваться от светлой мечты
«Подними эту розу», — шепнула — и ветер донес
Тишину улетающих лат, бездыханный ответ.
«В синем утреннем небе найдешь Купину
расцветающих роз», —
Он шепнул, и сверкнул, и взлетел,
и она полетела вослед.
И за облаком плыло и пело мерцание тьмы,
И влюбленность в погоне забыла, забыла свой щит.
И она, окрылясь, полетела из отчей тюрьмы —
На воздушном пути королевна полет свой стремит
Уж в стремнинах туман, и рога созывают стада,
И заветная мгла протянула плащи и скрестила мечи,
И вечернюю грусть тишиной отражает вода,
И над лесом погасли лучи.
Не смолкает вдали властелинов борьба,
Распри дедов над ширью земель.
Но различна Судьба: здесь — мечтанье раба,